Share/Save

Косачев Константин Иосифович ответил на вопросы журнала «VIGIL»

Константин Косачев

Как можно оценить эффективность работы с соот ечественниками с момента принятия решения о необходимости возобновления подобной деятельности?

Как представляется, работа с соотечественниками за рубежом пережила несколько разных этапов, которые примерно соответствуют разным стадиям развития самой России, ее внешней политики и национального самосознания. Без понимания особенностей этих стадий невозможно в полной мере оценить, почему политика в отношении соотечественников в 90-е была одной, в 2000-е – во многом другой, а сегодня выходит на некий новый уровень – не только в практике, но и в ее осмыслении и государством, и обществом.

И это важно. Если нет консенсуса в обществе, что эта работа важна для всех не только за пределами страны, но и в самой стране, все сведется к достаточно формальным действиям нескольких ведомств и к публичным спекуляциям тех или иных политиков на эту тему.

Поэтому говорить об эффективности работы на этом направлении пока затруднительно, поскольку на каждом из этапов перед ней ставились довольно разные цели. Какие-то достигались, какие-то нет, не обходилось и без ошибок и некорректных оценок ситуации и перспектив ее развития. А еще многое зависело от внутриполитической ситуации в странах проживания соотечественников: кто мог предвидеть, что, к примеру, через два десятка лет после обретения странами Балтии независимости и их вступления в демократическое сообщество ЕС там сохранится дикий для XXI века институт «негражданства», как и массовая дискриминация по национальному признаку в принципе? И даже в странах - партнерах России по СНГ есть еще немало тенденций к сознательному выдавливанию всего русского из повседневной жизни этих государств, отчего страдают русские диаспоры. Нужно ли тут говорить исключительно о неэффективности и просчетах именно российской политики? Вряд ли. Но поводов для размышления хватает.

Каковы результаты? Можно ли сказать, что государство подходит к этой работе, как к эффективному инструменту внешней политики?

Думаю, мы еще не на той стадии, когда работа с соотечественниками становится одним из эффективных инструментов внешней политики. Хотя нас очень часто подозревают в том, что мы активно создаем некую «пятую колонну», в каких-то играх против государств проживания соотечественников, что на самом деле радикально далеко от истины. Если мы отстаиваем право русских говорить, учиться и думать на родном языке и возможность сохранить это для своих детей – это в чистом виде отстаивание гуманитарных прав людей, к судьбам которых мы не можем быть безразличными, и ничего более. Как говорил З.Фрейд, «иногда сигара – это просто сигара»: не нужно выискивать дополнительные смыслы там, где их нет, чтобы тем самым оправдывать нарушения прав людей. Россия не хочет для своих соотечественников чего-то большего, чем другие страны для своих.

Другое дело, что ситуация у нас была изначально особенной – многие (речь, на минуту, о десятках миллионов!) стали иностранцами не по своей воле. Причем иностранцами в государствах, которые только что обрели независимость, где весьма остро протекали общественные процессы, обострялся национализм, до сих пор то тут, то там возникают разные идеи по поводу российской/советской «оккупации» - все это затрагивает положение русских в этих странах и требует нашего внимания.

Сейчас русскоговорящие общины за рубежом во многом завершили стадию консолидации – те, кто хотел сформировать свои структуры, уже сделали это, кто не хотел – остались в стороне, но имеют возможность присоединиться к существующим организациям. Конечно, еще нет единства среди этих объединений, но это, наверное, неизбежно – ведь речь идет о живых людях со своими убеждениями, представителях разных поколений мигрантов и их потомков, разных социальных слоев. Перед нами не стоит задача «построить» их по указке из Москвы, но с ними нужно сотрудничать в обоюдном интересе. Именно поэтому мы хотели бы, чтобы основой их единения стала не идеология или политика, а культура, язык, осознание принадлежности к Русской цивилизации и ответственности за ее судьбы, о чем акцентированно говорил Президент Владимир Путин в своем недавнем послании Федеральному Собранию.

Пока еще многим приходится помогать в решении их насущных проблем. Но уже есть и те люди и организации, которые готовы вносить свой личный вклад в улучшение отношений стран их проживания с Россией, ибо именно они будут основными, так сказать, бенефециарами, т.е. выгодоприобретателями от такого улучшения.

Какие изменения в политике зарубежных государств в отношении России происходят благодаря действиям соотечественников?

Заметное влияние соотечественников на политику других государств в отношении России возможно лишь тогда, когда оно исходит от консолидированных, сплоченных структур, имеющих немалый вес и авторитет на местной политической сцене. На многих мировых примерах мы можем убедиться в том, сколь эффективными бывают национальные лоббистские механизмы, причем это касается влияния на политику весьма крупных государств – США, Канады, Франции и других.

Пока, наверное, еще рано говорить о том, что русскоязычные общины находятся в числе мировых лидеров по влиянию. Тому есть немало причин – от объективных (исторически короткий срок существования диаспор, политизированность темы русских в бывших республиках СССР) до субъективных (внутренние противоречия, пассивность, нежелание многих участвовать в самоорганизации).

Но все же к мнению русских не прислушиваться не получается. Даже в странах Балтии, где они поражены в правах. При этом именно там зародилась инициатива придать русскому языку статус официального языка ЕС. Не факт, что она получит поддержку всех государств Евросоюза. Но она отражает реальность: на русском в Европе говорят миллионы, и с этим нужно считаться. Пока эти миллионы не стали реальной силой, но кто сказал, что так будет вечно? Кстати, русский является самым распространённым языком Европы от Лиссабона до Урала по числу его носителей как родного – около 150  миллионов европейцев. На втором месте – немецкий язык (95 млн.), далее  – французский (ок. 66 млн.), английский (63 миллиона), итальянский (60 миллионов).

Но посмотрите, с какими трудностями сталкиваются люди, когда пытаются отстоять свое право на законодательное закрепление статуса родного языка в других странах. Достаточно вспомнить референдум в Латвии, проведенный без полноценного участия… самих носителей языка! Как и острое противостояние на Украине, где закон все же вышел, хотя вопросы к нему и к его практической реализации остаются.

Но изменения придут, и к русским общинам станут прислушиваться, если они смогут преодолеть противоречия, сплотиться вокруг общих целей и насущных задач, и действовать последовательно и продуманно. Мы можем помочь им в этом, но большую часть пути они должны пройти сами, ибо речь идет о других суверенных государствах, других обществах, других политических и культурных реалиях. Они должны стать силой не только как партнеры России, и тем более не как «рука Москвы», но как конструктивный – а потому и влиятельный – элемент своих государств. Тогда их требования получат и необходимую общественную и политическую поддержку в государствах проживания, без которой их даже самые законные требования вряд ли будут иметь шансы на полноценную реализацию.

Какой Вы видите ближайшую перспективу российской внешней политики? Какие направления жизненно значимы?

Вопрос поставлен слишком широко и, наверное, не совсем правильному адресату. По Конституции руководство внешней политикой Российской Федерации осуществляет Президент страны. И он свою позицию выразил в предвыборных статьях, в Указе № 605 «О мерах по реализации внешнеполитического курса Российской Федерации» от 7  мая 2012 года, в программных выступлениях последнего времени. МИД России было поручено разработать проект Концепции внешней политики Российской Федерации в новой редакции, и это будет ключевой документ, позволяющий судить о том, куда пойдет наша внешняя политика дальше.

Но кардинальных изменений я не жду. Вообще мне кажется, что у нас сейчас уникальный период, когда Россия не считает кого-то своим принципиальным врагом. Со всей ответственностью можно утверждать, что наша страна готова пойти с любым государством на ту степень сближения, на которую оно само считает для себя возможным пойти. Мяч почти всегда не на нашей стороне, например, как в ситуации с безвизовым режимом с ЕС.

Пожалуй, только у России ровные отношения одновременно с США и с Ираном, с Израилем и с Палестиной, с Южной Кореей и с КНДР, хотя последняя, как известно, весьма сдержанна в своих контактах с внешним миром. Мы можем быть недовольны действиями каких-то стран в отношении России или ее партнеров, но не потому, что сами имеем предубеждения и враждебно настроены к этим странам и народам, а потому, что реагируем на конкретные действия. И это принципиальное отличие от позиции некоторых других государств, которые демонстрируют внутреннюю мотивацию своих действий: то говорят о «русской угрозе», то о каком-то «российском империализме», то сводят исторические счеты, то пытаются экспортировать свои представления о правильной политсистеме для России, то стараются вбить клин в наши отношения с третьими странами, то откровенно игнорируют Россию при формировании архитектуры безопасности по своему усмотрению.

Мы уже привыкли к тому, что, в частности, НАТО расширяется под вечный рефрен на тему «русские идут!», хотя как раз они-то никуда и не идут. Но любая наша озабоченность по этому поводу немедленно преподносится как агрессивное поведение. Нужно как-то менять эту абсурдную ситуацию.

Что касается приоритетных направлений, то, разумеется, ключевым является постсоветское пространство и интеграционные проекты с российским участием. Здесь важно понимать, что это одинаково важно и россиянам, и населению стран-партнеров. Именно на человеческом уровне, что подтвердил пример Евросоюза: проблемы между государствами там сохранились, и даже имеют свойство обостряться, но вот простые люди пользуются преимуществами интеграции в полной мере. А потому, убежден, все то, что мы делаем на этом направлении, важно и полезно всем, и именно поэтому имеет все шансы на реализацию.

Необходимые для СМИ шаги для популяризации российской внешней политики?

В том, что касается российской внешней политики, хотелось бы даже не столько ее популяризации, сколько хотя бы ее адекватного отражения. Сейчас мы имеем дело с ситуацией, когда практически каждый шаг России в мире обрастает таким слоем интерпретаций и версий, что изначальный – и главный – их смысл попросту тонет в толкованиях. Мы беспокоимся по поводу приближения к нашим границам военной инфраструктуры чужих альянсов – про нас говорят, что Россия боится движения демократии к ее границам. Мы хотим, чтобы конфликты в Сирии, в Ливии, в Ираке разрешались с участием и учетом интересов всех сторон – нас обвиняют в том, что мы защищаем «своих», идейно близких диктаторов и не хотим безоговорочно поддержать «единственно правильную» позицию одной из сторон конфликта. И так, практически, на каждом шагу.

Поэтому нам, как говорится, не до жиру: не нужно прикрас, мы были бы рады, если бы люди просто знали правду и понимали наши действия и их мотивацию. Вот здесь мы, конечно же, нуждаемся в поддержке СМИ, в искреннем желании разобраться, вникнуть, разъяснить. Убежден, что зарубежный медиаобраз России сегодня гораздо хуже реальности, прежде всего потому, что очень часто довлеют стереотипы, мало информации из первых рук, из личных наблюдений и из общения с реальными россиянами, причем с людьми именно разных убеждений, а не только, так сказать, приятных слуху. В ходу интерпретации интерпретаций, некритичное переписывание чужих текстов и откровенная игра на человеческих предрассудках и предубеждениях.

А потому считаю очень важным, чтобы наши политики, депутаты, высшие и региональные чиновники, общественные деятели, эксперты максимально присутствовали в иностранном медийном пространстве. Всегда призывал к этому коллег, работая в Государственной Думе, еще больше убедился в важности этого, когда стал углубленно заниматься вопросами гуманитарного сотрудничества на новой должности. Ведь если мы сами недооцениваем значение общения с прессой, то какой смысл пенять потом, что в газетах доминируют мнения тех, кто СМИ не игнорирует?